Волшебство бала накроет Долгопрудный!

ОНЕГИН:

Я к Вам пришел, чего же боле?
Быть может, мне еще сплясать?
ТАТЬЯНА:

Обидно, Женя, мне до боли!
Зачем глумитесь Вы опять?
Конечно, Вам была не в новость
Невинной девушки любовь!
ОНЕГИН:

Татьяна, здесь же люди!..
ТАТЬЯНА:

Онегин, всю себя на блюде
Дарю. Одни на целом свете!
Скажи…
ОНЕГИН:
Здесь холодно. Оденьте шаль.
ТАТЬЯНА:

(с пылом) Мне жарко!
ОНЕГИН:

Да на дворе февраль!
Прикройтесь, Таня!!!
ТАТЬЯНА:

(с разочарованием) Очень жаль…

Ольга:

-Как я скучала, где же ты был? Я повсюду тебя искала, как гости разошлись, но ты исчез.

Ленский:

-Я рано ушел…Ты простишь меня?

Ольга:

-Мне прощать нечего…Мне не следовало танцевать с ним. Ну, брось! Иди ко мне!

Ты что это, ревнуешь?

Ленский:

-Ты…Ты для меня все!

Ольга:

-А ты для меня!

Ленский:

-Любимая! Я приду завтра, днем!

Ольга:

— Я буду ждать!

(МАДОННА)
Гончарова:
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить ты всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу твоем, средь медленных трудов,
Одной картины ты желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на тебя с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель —

Пушкин:
Она с величием, он с разумом в очах —
Взирали кроткие, во славе и лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания.
Творец Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Чацкий
Коль глупы слухи, можно доверять
Пустым наветам, сотканным из фальши?
И можно близко к сердцу принимать
Пустое? Вы так жили ложью раньше?
Вы призываете всей злостью потерять
Почти забытую единственную веру,
И чем тогда нам жить, как понимать,
Что признавать, а что уже за дверью?
А оставаться колким недотрогой –
Избавит от внезапных нарушений
Надежд беспечных. Нет пути иного?
Но как же жить в эпоху мельтешений?
Софья
Вы не поймете.
Чацкий
Что мне понимать?
Неужто объясненье есть всем сплетням,
Которые привыкли вы рождать,
Несчастные.
Софья
Не мы, а жизнь то лепит!
Чацкий
И злость всю вашу, льющую за край,
И зависть, жадность, адские пороки?
Софья
Ах, боже!
Чацкий
Виноват ли бог и рай?
На них вы скинули достаточно и много.
Софья
Но вы не знали, не решились вникнуть.
Чацкий
Вникать в суть лжи, позвольте, не по мне.
И никогда я не смогу привыкнуть.
Софья
Простите!
Чацкий
Я покину.
Софья
По вине!
Моей вине, я корень зла бесчестья.
Чацкий
Позор не смыть, а рану не зашить,
И не изменят что-то эти вести.
Софья
Простите!
Чацкий
Я прощу. Как дальше жить?..
Софья
Не уходите, только не бегите,
Мне тоже больно! Видно слезы горя?
Чацкий
Я вижу. Не хотите, не вините
Себя, я с ложной догмою не спорю.
Софья
Я виновата, виновата, сударь, каюсь,
Мольбе внемлите, горестной невесте!
От слов своих я громко отрекаюсь,
Смешно просить прожить остаток вместе.
Но мне сказали… Слезы горло душат.
Постойте, собрались куда-то вы?
Чацкий
Друзьям вы скажете, я не желаю слушать.
И прочь во мглу к спасенью. Се ля ви…

Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку:

— Вы? — сказал он. — Как счастливо!

Наташа:

— Простите! — сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него.

Андрей:

— Простите меня!— Я вас люблю, — сказал князь Андрей.

Наташа:

— Простите…

Андрей:

— Что простить? — спросил князь Андрей.

Наташа:

— Простите меня за то, что я сделала, — чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрагиваясь губами, целовать руку.

Андрей:

— Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, — сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.

Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно-любовно смотрели на него.

Дубровский:

— Я все знаю, — сказал он ей тихим и печальным голосом. — Вспомните ваше обещание.

Маша:

— Вы предлагаете мне свое покровительство, — отвечала Маша, — но не сердитесь: оно пугает меня. Каким образом окажете вы мне помочь?

Дубровский:

— Я бы мог избавить вас от ненавистного человека.

Маша:

— Ради бога, не трогайте его, не смейте его тронуть, если вы меня любите — я не хочу быть виною какого-нибудь ужаса…

Дубровский:

— Я не трону его, воля ваша для меня священна. Вам обязан он жизнию. Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже и в моих преступлениях. Но как же спасу вас от жестокого отца?

Маша:

— Еще есть надежда. Я надеюсь тронуть его моими слезами и отчаянием. Он упрям, но он так меня любит.

Дубровский:

— Не надейтесь по-пустому: в этих слезах увидит он только обыкновенную боязливость и отвращение, общее всем молодым девушкам, когда идут они замуж не по страсти, а из благоразумного расчета; что, если возьмет он себе в голову сделать счастие ваше вопреки вас самих; если насильно повезут вас под венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа?..

Маша:

— Тогда, тогда делать нечего, явитесь за мною — я буду вашей женою.

Петр:

«Милая, добрая Марья Ивановна, — сказал я ей — будь моею женою, согласись на мое счастие».

Маша:

— Она опомнилась. «Ради бога успокойтесь» — сказала она, отняв у меня свою руку. — «Вы еще в опасности: рана может открыться. Поберегите себя хоть для меня».

Маша:

«Но подумай хорошенько» — прибавила она: — «со стороны твоих родных не будет ли препятствия?»

Маша:

Что это с вами сделалось?» — сказала она, увидев меня. — «Как вы бледны!»

Петр:

— Всё кончено! — отвечал я и отдал ей батюшкино письмо. Она побледнела в свою очередь. Прочитав, она возвратила мне письмо дрожащею рукою и сказала дрожащим голосом:

Маша:

«Видно мне не судьба… Родные ваши не хотят меня в свою семью. Буди во всем воля господня! Бог лучше нашего знает, что нам надобно. Делать нечего, Петр Андреевич; будьте хоть вы счастливы…»

Петр:

— Этому не бывать! — вскричал я, схватив ее за руку; — ты меня любишь; я готов на всё. Пойдем, кинемся в ноги к твоим родителям; они люди простые, не жестокосердые гордецы… Они нас благословят; мы обвенчаемся… а там современем, я уверен, мы умолим отца моего; матушка будет за нас; он меня простит…

Маша:

«Нет, Петр Андреевич», — отвечала Маша — «я не выйду за тебя без благословения твоих родителей. Без их благословения не будет тебе счастия. Покоримся воле божией. Коли найдешь себе суженую, коли полюбишь другую — бог с тобою, Петр Андреич; а я за вас обоих…»

Тут она заплакала, и ушла от меня; я хотел было войти за нею в комнату, но чувствовал, что был не в состоянии владеть самим собою, и воротился домой.

Ромео:

Им по незнанью эта боль смешна.
Но что за блеск я вижу на балконе?
Там брезжит свет.
Джульетта, ты как день!

Джульетта выходит на балкон, Ромео внизу на ступеньках, не видя ее.

Джульетта:
Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!
Отринь отца да имя измени.

Ромео:
Прислушиваться дальше иль ответить?

Джульетта:
Лишь это имя мне желает зла.
Ты б был собой, не будучи Монтекки.
Что есть Монтекки?
Разве так зовут
Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?
Неужто больше нет других имен?

Ромео:
О, по рукам! Теперь я твой избранник!
Я новое крещение приму,
Чтоб только называться по-другому.

Джульетта:
Ты любишь ли меня? Я знаю, верю,
Что скажешь «да». Но ты не торопись.
Ведь ты обманешь.
О, не клянись луною, в месяц раз
Меняющейся, — это путь к изменам.

Ромео:
Так чем мне клясться?

Джульетта:
Не клянись ничем
Спокойной ночи! Спокойной ночи, Ромео!

Гамлет:

Ах, датская бесплодная земля,
Где иссушила засуха посевы.
Офелия – шпионка короля,
И уж само собою королевы.
Земля не для посевов. Для могил
Над коими давно никто не плачет.
Люблю в прошедшем времени. Любил.
Где кончен день один, другой – не начат.
Земля стоит на черепе шута.
А мы пока в отверстие флейты дуем.
Офелия:

Нет. Вы не тот, милорд, и я не та.
Порядочность лишь там, где красота.
Вы не смогли разжать мои уста
Улыбкой, песней или поцелуем.
И в этом есть трагедия земли.
Вы стали для страны бедой единой.
Вы виноваты.
Гамлет:

В чем?
Офелия:

Что не смогли
Назвать меня своею Валентиной.
Страшней, чем Клавдий, и безумье орд.
Вы отречётесь так же и от Бога.
Вы ничего не поняли, милорд.
Куда идём, туда нам и дорога.

Маргарита вцепилась в больничный халат, прижалась к нему и сама начала бормотать в тоске и в слезах:

Маргарита:

– Боже, почему же тебе не помогает лекарство?

Мастер:

– Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни. Кроме того, чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую – оставь меня. Ты пропадешь со мной.

Маргарита:

– Нет, не оставлю, – ответила Маргарита и обратилась к Воланду. – Прошу опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было.

Тут мастер засмеялся и, обхватив давно развившуюся кудрявую голову Маргариты, сказал:

Мастер:

– Ах, не слушайте бедную женщину, мессир. В этом подвале уже давно живет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. – Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать, – Бедная, бедная…

Мастер:

— Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!

Маргарита:

— Нравятся ли вам мои цветы?

Я отчетливо помню, как прозвучал ее голос, низкий довольно-таки, но со срывами, и, как это ни глупо, показалось, что эхо ударило в переулок и отразилось от желтой грязной стены.

Я быстро перешел на ее сторону и, подходя к ней, ответил:

Мастер:

— Нет.

Рон:

— А ты мне сперва не понравилась, чудо,
И, знаешь ли, это недаром.
Ведь ты была просто ужасной занудой,
Зубрящим заклятья кошмаром.

Гермиона:

— Давай там себе не придумывай слишком,
Мол сразу тебя полюбила…
Весь рыжий и грубый, несносный мальчишка,
И вечно испачкан в чернилах!

Рон:

— Вообще-то, я сразу же стёр пятно с носа!

Гермиона:

— Ага! (закатила глаза)

Рон:

— Ой, всё-то ты знаешь! Как там? ЛевиОса,
Но только не ЛевиосА…

Гермиона:

— (смеётся) Да хватит, уже надоело

Рон:

— Ну ладно, потом-то мы спелись.
А помнишь, когда ты вдруг оцепенела?
Ох, страху же мы натерпелись!

Гермиона:

— Да-да, я была тогда к смерти так близко,
Плюс шаг — и была бы мертва.
А о том, как наш Гарри убил Василиска,
Не скоро утихнет молва.

Рон:

— Да в общем до смерти Волан-де-Морта
Дружить с Гарри было опасно)
А как ты заехала Драко по морде..
Ох, Герм, это было прекрасно!

Гэтсби:

-Что такое? Дейзи, милая, что не так?

Дейзи:

-Мне…мне так грустно…

Гэтсби:

-Почему?

Дейзи:

-Потому что…

5 потерянных лет горели у Дэйзи на губах, но она вымолвила только:

Я никогда не видела таких красивых рубашек…..

Пауза

Гэтсби:

Если бы не туман, был бы виден зеленый огонек.

Дейзи:

-Огонек?

Гэтсби:

-Который горит всю ночь у нас на причале…

Маяковский:

Дорогой дорогой Лилик!
Милый милый Осик!
…Как Лиличкина комната, Асис, Академия и другие важнейшие вещи? Прочел в «Новой жизни» дышащее благородством Оськино письмо. Хотел бы получить такое же.
Я живу:
Москва Петровка Салтыковский пер. «Сан-Ремо» к. № 2
В. В. Маяковский.
Буду часто выходить за околицу и грустный закрывая исхудавшею ладонью косые лучи заходящего солнца глядеть в даль не появится ли в клубах пыли знакомая фигура почтальона. Не доводите меня до этого!
Целую Лилиньку
Целую Оську
Ваш Володя
Пасе и Шуре мои овации
Привет Поле и Нюше

Брик:

Милый мой Володенька, я страшно бываю рада, когда ты пишешь.
У меня совсем заболели нервы. Мы уезжаем в Японию. Привезу тебе оттуда халат.

Маяковский:

Дорогой но едва ли милый ко мне Лилик!
Отчего ты не пишешь мне ни слова? Я послал тебе три письма и в ответ ни строчки.
Неужели шестьсот верст такая сильная штука?
Не надо этого детанька. Тебе не к лицу!
Напиши пожалуйста, я каждый день встаю с тоской: «Что Лиля?»
Не забывай что кроме тебя мне ничего не нужно и не интересно.
Люблю тебя.
…
Если не напишешь опять будет ясно что я для тебя сдохнул и я начну обзаводиться могилкой и червяками. Пиши же!
Целую
твой Володя

Брик:

Милый Володенька,
пожалуйста, детка, напиши сценарий для нас с тобой и постарайся устроить так, чтобы через неделю или две можно было его разыграть. Я тогда специально для этого приеду в Москву.
Ответь возможно ли это и пошли ответ с Миклашевским.
Ужасно хочется сняться с тобой в одной картине.
Ужасно мне тебя жалко, что ты болен. Мое здоровье сейчас лучше — прибавилась на пять фунтов.
Хочу тебя видеть.
Целую
твоя Лиля